Петр Киле - Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]

                  III
Был день, в который, по Творце вселенной
Скорбя, померкло Солнце... Луч огня
Из ваших глаз врасплох настиг меня:
О госпожа, я стал их узник пленный!

Гадал ли я, чтоб в оный день священный
Была потребна крепкая броня
От нежных стрел? Что скорбь страстного дня
С тех пор в душе пребудет неизменной?

Был рад стрелок! Открыл чрез ясный взгляд
Я к сердцу дверь - беспечен, безоружен...
Ах! Ныне слезы лью из этих врат.

Но честь ли богу - влить мне в жилы яд,
Когда, казалось, панцирь был ненужен? -
Вам - под фатой таить железо лат?

               XIII
Когда в ее обличии проходит
Сама Любовь меж сверстниц молодых,
Растет мой жар, - чем ярче жен других
Она красой победной превосходит.

Мечта, тот миг благословляя, бродит
Близ мест, где цвел эдем очей моих.
Душе скажу: «Блаженство встреч таких
Достойною ль, душа, тебя находит?

Влюбленных дум полет преднарчертан
К Верховному, ея внушеньем, Богу.
Чувств низменных - тебе ль ласкать обман?

Она идти к пределу горних стран
Прямой стезей дала тебе отвагу:
Надейся ж, верь и пей живую влагу».

             XV
Я шаг шагну - и оглянусь назад.
И ветерок из милого предела
Напутственный ловлю... И ношу тела
Влачу, усталый, дале - рад не рад.

Но вспомню вдруг, каких лишен отрад,
Как долог путь, как смертного удела
Размерен срок, - и вновь бреду несмело,
И вот - стою в слезах, потупя взгляд.

Порой сомненье мучит: эти члены
Как могут жить, с душой разлучены?
Она ж - все там! Ей дом - все те же стены!

Амур в ответ: «Коль души влюблены,
Им нет пространств; земные перемены
Что значат им? Они, как ветр, вольны».

                LXI
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!

Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце Бог, тайком разящий нас!

Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!

Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, -
Дум золотых о ней, единой, сплав!

             CLXXVI
Глухой тропой, дубравой непробудной,
Опасною и путникам в броне,
Иду, пою, беспечный, как во сне, -
О ней, чей взор, один, как проблеск чудный

Двух солнц, - страшит желанье. Безрассудный
Блуждает ум - и нет разлуки мне:
Я с ней! Вот сонм ее подруг: оне
За ясеней завесой изумрудной.

Чей голос - чу! - звучит, слиян с листвой
Лепечущей, сквозь шум вершин зыбучий,
И птичий хор, и говор ключевой?..

Милей дотоль мне не был лес дремучий, -
Когда б лишь солнц моих игры живой
Не застилал от глаз зеленой тучей!

              CCLXIX
Повержен Лавр зеленый. Столп мой стройный
Обрушился. Дух обнищал и сир.
Чем он владел, вернуть не может мир
От Индии до Мавра. В полдень знойный

Где тень найду, скиталец беспокойный?
Отраду где? Где сердца гордый мир?
Все смерть взяла. Ни злато, ни сапфир,
Ни царский трон - мздой не были б достойной

За дар двойной былого. Рок постиг!
Что делать мне? Повить чело кручиной -
И так нести тягчайшее из иг.

Прекрасна жизнь - на вид. Но день единый, -
Что долгих лет усильем ты воздвиг, -
Вдруг по ветру развеет паутиной.

            CCLXXIX
Поют ли жалобно лесные птицы,
Листва ли шепчет в летнем ветерке,
Струи ли с нежным рокотом в реке,
Лаская брег, гурлят, как голубицы, -

Где б я ни сел, чтоб новые страницы
Вписать в дневник любви, моей тоске
Родные вздохи вторят вдалеке,
И тень мелькнет живой царицы.

Слова я слышу... «Полно дух крушить
Безвременно печалию, - шепнула, -
Пора от слез ланиты осушить!

Бессмертье в небе грудь моя вдохнула,
Его ль меня хотел бы ты лишить?
Чтоб там прозреть, я здесь глаза сомкнула».

            CCLXXXIX
Свой пламенник, прекрасней и ясней
Окрестных звезд, в ней небо даровало
На краткий срок земле, но ревновало
Ее вернуть на родину огней.

Проснись, прозри! С невозвратимых дней
Волшебное спадает покрывало.
Тому, что грудь мятежно волновало,
Сказала «нет» она. Ты спорил с ней.

Благодари! То нежным умиленьем,
То строгостью она любовь звала
Божественней расцвесть над вожделеньем.

Святых искусств достойные дела
Глаголом гимн творит, краса - явленьем:
Я сплел ей лавр, она меня спасла!

             CCCII
Восхитила мой дух за грань вселенной
Тоска по той, что от земли взята;
И я вступил чрез райские врата
В круг третий душ. Сколь менее надменной

Она предстала в красоте нетленной!
Мне руку дав, промолвила: «Я та,
Что страсть твою гнала. Но маета
Недолго длилась, и неизреченный

Мне дан покой. Тебя лишь возле нет, -
Но ты придешь, - и дольнего покрова,
Что ты любил. Будь верен; я - твой свет».

Что ж руку отняла и смокло слово?
Ах, если б сладкий все звучал привет,
Земного дня я б не увидел снова!

            CCCXI
О чем так сладко плачет соловей
И летний мрак живит волшебной силой?
По милой ли тоскует он своей?
По чадам ли? Ни милых нет, ни милой.

Всю ночь он будит грусть мою живей,
Ответствуя, один, мечте унылой...
Так, вижу я: самих богинь сильней
Царица Смерть! И тем грозит могилой!

О, как легко чарует нас обман!
Не верил я, чтоб тех очей светила,
Те солнца два живых, затмил туман, -

Но черная земля их поглотила.
«Все тлен! - поет нам боль сердечных ран, -
Все, чем бы жизнь тебя ни обольстила».

           CCCXLVI
Когда она почила в Боге, встретил
Лик ангелов и душ блаженных лик
Идущую в небесный Град; и клик
Ликующий желанную приветил.

И каждый дух красу ее приметил
И вопрошал, дивясь: «Ужель то лик
Паломницы земной? Как блеск велик
Ее венца! Как лен одежды светел!..»

Обретшая одну из лучших доль,
С гостиницей расставшаяся бренной,
Оглянется порою на юдоль -

И, мнится, ждет меня в приют священный.
За ней стремлю всю мысль, всю мощь, всю боль...
«Спеши!» - торопит шепот сокровенный.